Есть пророки, которым дано "истину царям с улыбкой говорить." И. А. Крылов не был таким поэтом-пророком. Он скорее подобен восточному мудрецу, загадывающему людям загадки, чтобы их научить и вразумить.

Истину своего литературного служения он сам назвал "истиной впол-открытой." Было бы неверно думать, что истина "впол-открытая" есть полуистина. Нет, это полная истина, только "засвеченная малым огоньком," чтобы не поранить больных, привыкших к нравственной тьме, душевных глаз человека, не выносящих божественного света.

Один крыловский современник так оценил творчество Крылова: "как ты, любезный тятенька пишешь, пишешь это для всех: для малого, для старого, для ученого и простого и все тебя прославляют... Басни твои — это не басни, а апостол." Простодушный читатель угадал нечто глубокое. И поэт князь Вяземский выразил эту же мысль в своих стихах, прочтенных им в день пятидесятилетия литературной деятельности Крылова, 2-го февраля 1838 года:

С удивительной простотой и силой в басне "Василек" раскрыта притча о Господе Боге и о человеке, которого, из-за его слабости и незначительности, окружающие унижают, считают недостойным благ мира. Но солнце Божье одинаково светит на всех людей, на все цветы творения, взращивая и животворя их.

В басне "Лань и дервиш" Крылов раскрывает существо истинной любви. Это существо есть бескорыстие:

Младая лань, своих лишась любезных чад,

Еще сосцы имея отягченны,

Нашла в лесу двух малых волченят

И стала выполнять долг матери священный,

Своим питая их млеком...

Дервиш изумлен поступком лани. Как она может помогать и даже спасать жизнь существам другого происхождения? Но лань, не считаясь с утилитаристическими доводами дервиша, продолжает источать свое материнское молоко и этим открывает фанатику дервишу совсем непонятную для него истину, что для существа доброго, творить добро всем есть радость, а не творить добра — мучение; что смысл всей жизни — в этой бескорыстной, переливающейся чрез край любви... В противоположность этой христианской идее, Крылов показал истину непрочности дружбы, основанной лишь на материалистическом принципе "борьбы за существование." Полкан и Барбос высказывают друг другу чувства товарищества и дружбы. Но вот повар — как образ человеческой истории — бросает кость. И принцип материализма, "экономическое бытие определяет сознание," торжествует, собаки друзья бросаются друг на друга. Басня "Собачья дружба" ясно показывает бессмысленность дружбы, основанной на материализме, не построенной на самоотречении и других высших человеческих чувствах, открываемых религией.

О необходимости искоренять в себе всякий признак и "запах" зла говорит басня "Бочка:"

Отвратительность клеветы и доносов людей друг на друга показана в образах "Клеветника и змеи." Клеветник получает в аду первенство и почет больший, чем змея... В басне "Пожар и алмаз," мы видим, как пожар, истребляющий ценности жизни, хвалится своей яркостью и силой перед скромным алмазом, еле видным в дорожной пыли. К алмазу обращается пожар:

Точная и верная характеристика всей грубой и шумной человеческой пропаганды, терзающей людей и унижающей бессмертные ценности духа.

Басня "Дуб и трость" — тоже обличение гордыни, силы, надеющейся только на себя. Буря исторических событий то и дело вырывает "с корнем вон" в истории всякие "дубы." А тростиночка, живая душа человеческая, переживает всё. Кажущаяся такой ничтожной перед всякими государственными башнями и партийными коллективами человечества, живая душа человека, как тростиночка, легко сгибающаяся во время бурь, не ломится, но всё время выживает в истории, а силы, её попирающие и порабощающие, сокрушаются и исчезают одна за другой. Слова тростиночки, обращенные к гордому дубу — "но подождем конца," — могут быть обращены и в наше время ко всякому человеческому превозношению.

Басня "Бедняк и богач" подходит к проблеме имущества во внутреннем мире человека. Жизнь и счастье души зависят не от самих материальных ценностей, а от правильного отношения к ним. Скупой богач и завистливый бедняк — одинаково и несчастны и братоубийственны.

Одной из самых философических басен можно назвать "Водолазы." Тут Крылов разрешает одну из труднейших проблем философии, — проблему гносеологии — теории познания.

Чтобы понять религиозную мудрость Крылова, вспомним еще одну его басню, — "Безбожники." В ней рассказывается об одном народе, который "к стыду земных племен" до того "в сердцах ожесточился," что противу самого Неба вооружился. Буйствуя и кощунствуя, толпы этого народа стали кричать, что "суд небес и строг и бестолков," что власть небесная "спит, иль правит безрассудно." Безбожники разыгрались и решают заметать небо своими камнями и стрелами, иначе говоря своей литературой, пропагандой. Видя такой наскок воинствующего безбожия на Высшую жизнь, небожители приступают к Хозяину мира, прося его чем-либо вразумить безбожников, остеречь их, явить им какое-нибудь знамение — землетрясение или наводнение, или "каменным ударить в них дождем." Но Хозяин земли и неба говорит: "Подождем;" если эти люди не угомонятся в своем воинственном неверии "и в буйстве прекоснят, бессмертных не боясь," — то они, сами собою, "от дел своих" казнятся. Но мысль о долготерпении Божьем и о любви Божьей даже к ним не проникла в умы этих людей. Они не отступили от своего вызова небу:

Здесь Крылов проникает в самую глубину жизни и голос его звучит подлинным пророчеством.