Кедрин Дмитрий Борисович (14[17].02.1907—18.09.1945), поэт. Родился в Донбассе, Богодуховский рудник, ныне пос. Щегловка. Начал печататься в 1924 в Днепропетровске. В 1931 переехал в Москву. В 1940 вышел единственный прижизненный сборник стихов «Свидетели». В начале Великой Отечественной войны Кедров добровольцем ушел на фронт, был спецкором авиационной газеты «Сокол Родины» (1942—44). В лирике Кедрова преобладают интонации доверительно-сердечной беседы. Кедров — один из задушевных певцов русской природы («Подмосковная осень», 1937; «Зимнее», 1939; «Осенняя песня», 1940; «Аленушка», 1942—44). В стихах военных лет Кедров создал образ Родины с ее народно-историческими традициями и реликвиями, скорбью первых месяцев войны и могучей волей к сопротивлению врагу («1941», «Плач», «Глухота», «Весь край этот, милый навеки…», «Колокол», «Победа»). В историко-эпических произведениях Кедрова выразителями духовных сил нации, созидателями прекрасного выступают безвестные люди из низов, умельцы и бунтари, чьи судьбы складывались трагически: «Зодчие» (1938) — наиболее популярная баллада Кедрова, написанная по мотивам предания об ослеплении Иваном Грозным строителей храма Покрова; поэма «Конь» (1940) посвящена легендарному самородку — «горододельцу» к. XVI в. Федору Коню; «Песня про Алену Старицу» (1939) — легендарной участнице разинского восстания. Кедров мастерски воссоздает национально-исторический колорит, обладая точным живописным видением русской старины. Обращается он и к истории др. народов («Приданое», 1935; «Пирамида», 1940; «Варвар», 1933—40). Одно из самых значительных произведений Кедрова — стихотворная драма «Рембрандт» (1938, опубл. 1940) о трагическом единоборстве гениального художника с миром корысти и наживы, о его борьбе за свою духовную свободу.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа

Ад

Недобрый дух повел меня,
Уже лежавшего в могиле,
В страну подземного огня,
Которой Данте вел Вергилий.

Колокол

 ДОБРО

 Потерт сыромятный его тулуп,
 Ушастая шапка его, как склеп,
 Он вытер слюну с шепелявых губ
 И шепотом попросил на хлеб.

 С пути сучковатой клюкой нужда
 Не сразу спихнула его, поди:
 Широкая медная борода
 Иконой лежит на его груди!

 Уже, замедляя шаги на миг,
 В пальто я нащупывал серебро:
 Недаром премудрость церковных книг
 Учила меня сотворять добро.

 Но вдруг я подумал: к чему он тут,
 И бабы ему медяки дают
 В рабочей стране, где станок и плуг,
 Томясь, ожидают умелых рук?

 Тогда я почуял, что это - враг,
 Навел на него в упор очки,
 Поймал его взгляд и увидел, как
 Хитро шевельнулись его зрачки.

 Мутна голубень беспокойных глаз
 И, тягостный, лицемерен вздох!
 Купчина, державший мучной лабаз?
 Кулак, подпаливший колхозный стог?

 Бродя по Москве, он от злобы слеп,
 Ленивый и яростный паразит,
 Он клянчит пятак у меня на хлеб,
 А хлебным вином от него разит!

 Такому не жалко ни мук, ни слез,
 Он спящего ахает колуном,
 Живого закапывает в навоз
 И рот набивает ему зерном.

 Хитрец изворотливый и скупой,
 Он купит за рубль, а продаст за пять.
 Он смазчиком проползет в депо,
 И буксы вагонов начнут пылать.

 И если, по грошику наскоблив,
 Он выживет, этот рыжий лис, -
 Рокочущий поезд моей земли
 Придет с опозданьем в социализм.

 Я холодно опустил в карман
 Зажатую горсточку серебра
 И в льющийся меж фонарей туман
 Направился, не сотворив добра.

 1933

 Я не знаю, что на свете проще?
 Глушь да топь, коряги да пеньки.
 Старая березовая роща,
 Редкий лес на берегу реки.

 Капельки осеннего тумана
 По стволам текут ручьями слез.
 Серый волк царевича Ивана
 По таким местам, видать, и вез.

 Ты родись тут Муромцем Илюшей,
 Ляг на мох и тридцать лет лежи.
 Песни пой, грибы ищи да слушай,
 Как в сухой траве шуршат ужи.

 На сто верст кругом одно и то же:
 Глушь да топь, чижи да дикий хмель.
 Отчего ж нам этот край дороже
 Всех заморских сказочных земель?

 20 сентября 1942

 ГРЕШНИК

  Судьбой зачарован цыганской,
 Обн_е_сенный чарой мирской,
 Иду я Смоленской и Брянской,
 Рязанской иду и Тверской.

 Повешу котомку на посох,
 Лаптями дорогу мету,
 А травы в серебряных росах
 И яблони, знаешь, в цвету.

 Российский шагающий житель
 На холмике, мой дорогой,
 Обитель увижу - в обитель
 Зайду на денек, на другой.

 Хожу помаленьку за рожью,
 Чиню старикам жернова,
 Живу и во славушку божью
 Рублю, понимаешь, дрова.

 То дверь починю, то бочонок,
 То хлевик срублю для овцы.
 Сухариков, яблок моченых
 Дадут на дорогу отцы.

 Зовут: "Оставался бы, дедка!"
 Да где уж. Не выдержу я.
 Зима? Прижимает, да редко:
 Ведь мы и с зимою друзья.

 И снова дубняк, да орешник,
 Да пчелы в янтарном меду...
 Эх, батюшка, грешник я, грешник.
 Как думаешь: буду в аду?




Мир книг. О книге: Валентин Пикуль "Честь имею"