Среда, 25.06.2025, 19:40
Стихи о Боге Классики и современники
Вы вошли как Гость | Группа "Гости"Приветствую Вас Гость | RSS
ТВОЙ КАБИНЕТ
гость
Группа: Гости
Время: 19:40
Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите в свой аккаунт.
Добавить
По вопросам размещения рекламы пишите в "Обратная связь"
Меню сайта
Стихи о Боге
Азы стихосложения
Поэмы
Объявления
Главная » 2011 » Февраль » 4 » Сумароков Александр Духовная поэзия
12:20
Сумароков Александр Духовная поэзия



Сумароков, Александр Петрович

[1718—1777]

Видный писатель XVIII в. Род. в дворянской семье. Обучался дома, продолжал образование в Сухопутном шляхетном корпусе, где начал заниматься лит-ой работой, перелагая стихами псалмы, сочиняя от имени кадетов «поздравительные оды» императрице Анне, песни — по образцу французских поэтов и Тредиаковского. Зарекомендовал себя этим при дворе и в кругу влиятельных ценителей. Окончив корпус в 1740, был зачислен на службу сперва в военно-походную канцелярию гр. Миниха, затем адъютантом у гр. А. Г. Разумовского. Напечатанная в 1747 и сыгранная кадетами сперва в корпусе, затем при дворе [1749] его первая трагедия «Хорев» создала ему известность. Пьесы его игрались при дворе выписанной из Ярославля труппой Ф. Г. Волкова; а когда в 1756 учрежден был постоянный театр, С. был назначен его директором и долго был главным поставщиком репертуара. За «Хоревом» следовало восемь трагедий: «Гамлет» [1748], «Синав и Трувор» [1751], «Артистона» [1751], «Семира» (представл. в 1751, напеч. в 1768) («венец бессмертия Сумарокова», по отзыву актера Дмитревского), «Ярополк и Димиза» (представл. в 1758, напеч. в 1763), «Вышеслав» [1768], «Димитрий Самозванец» [1771], «Мстислав» [1774],—12 комедий [между 1750—1772]: «Тресотиниус», «Чудовища», «Приданое обманом», «Опекун», «Лихоимец», «Три брата совместники», «Ядовитый», «Нарцисс», «Рогоносец по воображению», «Пустая ссора», «Вздорщица» и «Мать совместница дочери»; три оперных либретто [«Цефал и Прокрис» — музыка Арайи, 1755] и одна драма. Параллельно С., работавший чрезвычайно быстро (комедия «Тресотиниус», по его указанию, «зачата 12 генваря 1750, окончена генваря 13-го 1750»), развивал широкую деятельность и в других областях литературы. В 1755—1758 он был активным сотрудником академического журнала «Ежемесячные сочинения», в 1759 издавал собственный сатирико-нравоучительного оттенка журнал «Трудолюбивая пчела», прекратившийся за недостатком средств. В 1762—1769 вышли сборники его басен («Притчи», кн. I, II, III); с 1769 по 1774 ряд сборников его стихотворений. Полное собрание сочинений, со включением критических статей и мелочей в прозе, вышло в 10 частях после его смерти (два издания — М., 1781 и М., 1787). Несмотря на близость ко двору, покровительство вельмож, похвалы почитателей, С. не чувствовал себя оцененным по заслугам и постоянно жаловался на недостаток внимания, на придирки цензуры, невежество публики. В 1761 он потерял управление театром, переселившись затем в Москву [1769]. Здесь, заброшенный покровителями, разорившийся и спившийся, он и умер.

Для С. характерно преобладание критической и сатирической стихии в его творчестве. С. сознает себя основателем школы. Избранное им литературное направление — классицизм, в том виде, какой он принял во Франции XVII — нач. XVIII вв. Современные почитатели поэтому не раз провозглашали С. «наперсником Буало» (имея в виду его сатиры и «Эпистолу о стихотворстве»), «северным Расином», «Мольером», «российским Лафонтеном». Однако классицизм С. отличен напрель от классицизма его старшего современника Ломоносова. С. «снижает» классическую поэтику. «Снижение» выражается в устремлении к менее «высокой» тематике, во внесении в поэзию мотивов личного, интимного порядка, в отказе от ломоносовского «парения», в предпочтении «средних» и «низких» жанров жанрам «высоким», в стремлении к простому, естественному языку, с умеренными славянизмами и известной примесью простонародной речи. «Снижение» это происходило в обстановке острой лит-ой борьбы, позволяющей говорить о борьбе сумароковской системы с ломоносовской, которую кроме С. проводили такие его сторонники, как Ржевский, Нартов, Аблесимов, Херасков, Карин, Поповский и др. поэты XVIII в. «Снижение» и «опрощение» поэзии С. вело, с одной стороны, к приближению его творчества к жизни, но, с другой, делало его строго ограниченным интересами его класса.

«Снижая» классическую поэтику, С. одновременно был настроен крайне враждебно к проявлениям исторически значимой буржуазной литературы, напрель к романам и «слезной комедии», в переводах и подражаниях уже появлявшейся на русской сцене. Таково его негодование по поводу постановки «Евгении» Бомарше в 1770 («Новый и пакостный род слезных комедий») и по поводу выступлений драматурга В. Лукина [1765], в свою [очередь, не называя имени, критиковавшего комедии Сумарокова.

Лит-ая деятельность С. останавливает внимание своим внешним разнообразием. Им испробованы все жанры: в области лирики — оды торжественные, духовные, философские, анакреонтические, оды «вздорные» (пародии), эпистолы (послания), сатиры, элегии, песни, эпиграммы, мадригалы, эпитафии; в области эпоса — идиллии, басни; в области драмы — трагедии, комедии, драмы «с голосами» (оперы) и т. д. В своей стихотворной технике он использовал все существовавшие тогда размеры, пробовал ввести в обиход размеры народной песни (дольники), античной поэзии («сапфические строфы»), делал опыты в области рифмы, применял разнообразные строфические построения. Из «высоких» жанров С. оставил неприкосновенной только трагедию, действующие лица которой у него являются рупорами идей «просвещенного абсолютизма», а вся она — школой гражданской добродетели для подданных и монарха. Дидактическая задача ставится и комедии — «издевкой править нрав, смешить и пользовать прямой ее устав»: сатирическое жало комедии, направленное против невежества и скопидомства провинциальных помещиков, против поверхностной «образованности» щеголей и щеголих и особенно против ненавистного С. и его группе подьяческого (чиновничьего) сословия — имеет задачей повысить культурность дворянства и указать истинную, по мнению автора, причину государственного нестроения (начинавшегося кризиса помещичьего хозяйства) — злоупотребления низших агентов власти, мелкой бюрократии. С. предостерегает дворянство от пустого сословного чванства («не в титла, в действии быть должно дворянином»), от злоупотреблений помещичьей властью (см. в особенности «Хор к превратному свету», где «синица» рассказывает, что «за морем — людьми не торгуют, деревень на карту не ставят, с крестьян кожи не сдирают»). Это не мешало ему быть убежденным сторонником крепостной системы, врагом каких бы то ни было преобразований в этой области (см. его замечания на екатерининский «Наказ» и его стихи о Пугачеве, написанные под свежим впечатлением 1773—1775). Было бы неправильным игнорировать реакционную сторону творчества С. по сравнению с Ломоносовым. Читатели ближайших к XVIII в. поколений не разделяли восторгов известной части современников перед С. Пушкин называл его «слабое дитя чужих уроков»; позднейшая критика склонна была отрицать у С. какой бы то ни было талант, становясь на точку зрения литературных противников С. в XVIII в. — Тредиаковского и отчасти Ломоносова, Эмина и Лукина. Белинский впрочем находил, что, «каков бы ни был талант Сумарокова, его нападки на крапивное семя всегда будут заслуживать почетного упоминания от историков русской литературы». Начавшаяся в XX в. и углубленная в советское время переоценка С. выдвинула его значение в деле подготовки нового русского литературного языка (см. особенно язык действующих лиц его комедий), в деле известного приближения литературы к жизни. Односторонний интерес буржуазных литературоведов к С. — драматургу сменяется широким изучением его лирики, его теоретических воззрений, лит-ой полемики и т. д. Изучение это впрочем еще только начато.

"Литературная энциклопедия" (т. 1—9, 11, 1929—39, неконч.)


  






ПРОТИВУ ЗЛОДЕЕВ
  
   На морских берегах я сижу,
   Не в пространное море гляжу,
   Но на небо глаза возвожу.
   На врагов, кои мучат нахально,
   Стон пуская в селение дально,
   Сердце жалобы взносит печально.
   Милосердие мне сотвори,
   Правосудное небо, воззри
   И все действа мои разбери!
   Во всей жизни минуту я кажду
   Утесняюсь, гонимый, и стражду,
   Многократно я алчу и жажду.
   Иль на свет я рожден для того,
   Чтоб гоним был, не знав для чего,
   И не трогал мой стон никого?
   Мной тоска день и ночь обладает;
   Как змея, мое сердце съядает,
   Томно сердце всечасно рыдает.
   Иль не будет напастям конца?
   Вопию ко престолу творца:
   Умягчи, боже, злые сердца!
  
   <1759>
  
  
   МОЛИТВА
   Не терпи, о боже, власти
   Беззаконных ты людей,
   Кои делают напасти
   Только силою своей!
   Сколько злоба возвышенна,
   Столько правда устрашенна.
  
   Не на то даны дни века,
   Чтоб друг друга нам губить;
   Человеку человека,
   Творче, ты велел любить.
   Кто как титлами ни славен,
   Пред тобой с последним равен.
  
   Титла громкого содетель
   Часто развращенный свет.
   Лишь едина добродетель
   Преимущества дает,
   И она всего дороже;
   Защищай ее ты, боже!
  
   <1759>
  
  
   НА СУЕТУ ЧЕЛОВЕКА
  
   Суетен будешь
   Ты, человек,
   Если забудешь
   Краткий свой век.
   Время проходит,
   Время летит,
   Время проводит
   Всё, что ни льстит.
   Счастье, забава,
   Светлость корон,
   Пышность и слава --
   Всё только сон.
   Как ударяет
   Колокол час,
   Он повторяет
   Звоном сей глас:
   "Смертный, будь ниже
   В жизни ты сей;
   Стал ты поближе
   К смерти своей!"
  
   <1759>
  
  
   ЧАC СМЕРТИ
  
   О мысли люты!
   Кончается мое
   На свете бытие,
   Преходит житие,
   Пришли последние минуты,
   Пришел ко мне тот час,
   Который преселяет нас
   Во мрачну бесконечность.
   Отверста моему смятенну духу вечность:
   Погаснут данные мне искры божества,
   Потухнут мысли все и чувство вещества,
   В ничто преобращусь навек из существа;
   Престрашною судьбою
   Расстанусь навсегда
   Со светом и с собою,
   Засну, и не проснуся никогда.
   На то ль я, боже мой, произведен тобою,
   Чтоб сей вкусил я страх
   И претворился в прах?
   Щедролюбивая и всемогуща сила
   Нельзя, чтоб действие лютейшее сносила --
   Восстану я опять.
   Но, ах, возможно ли исчезнуть и восстать?
   Когда есть бог, возможно,
   А бог, конечно, есть, мы знаем то неложно.
  
   <1759>
  
  
   ОДА О ДОБРОДЕТЕЛИ
  
   Всё в пустом лишь только цвете,
   Что ни видим, -- суета.
   Добродетель, ты на свете
   Нам едина красота!
   Кто страстям себя вверяет,
   Только время он теряет
   И ругательство влечет;
   В той бесчестие забаве,
   Кая непричастна славе;
   Счастье с славою течет.
  
   Чувствуют сердца то наши,
   Что природа нам дала;
   Строги стоики! Не ваши
   Проповедую дела.
   Я забав не отметаю,
   Выше смертных не взлетаю,
   Беззакония бегу
   И, когда его где вижу,
   Паче смерти ненавижу
   И молчати не могу.
  
   Смертным слабости природны,
   Трудно сердцу повелеть,
   И старания бесплодны
   Всю природу одолеть,
   А неправда с перва века
   Никогда для человека
   От судьбины не дана;
   Если честность мы имеем,
   Побеждать ее умеем,
   Не вселится в нас она.
  
   Не с пристрастием, но здраво
   Рассуждайте обо всем;
   Предпишите Оно право,
   Утверждайтеся на нем:
   Не желай другому доли
   Никакой, противу воли,
   Тако, будто бы себе.
   Беспорочна добродетель,
   Совести твоей свидетель,
   Правда -- судия тебе.
  
   Не люби злодейства, лести,
   Сребролюбие гони;
   Жертвуй всем и жизнью -- чести,
   Посвящая все ей дни:
   К вечности наш век дорога;
   Помни ты себя и бога,
   Гласу истины внемли:
   Дух не будет вечно в теле;
   Возвратимся все отселе
   Скоро в недра мы земли.
  
   <1759>
  

  
  
   ПЛАЧУ И РЫДАЮ
  
   Плачу и рыдаю,
   Рвуся и страдаю,
   Только лишь воспомню смерти час
   И когда увижу потерявша глас,
   Потерявша образ по скончаньи века
   В преужасном гробе мертва человека.
   Не постигнут, боже, тайны сей умы,
   Что к такой злой доле
   По всевышней воле
   Сотворенны мы
   Божества рукою.
   Но, великий боже! ты и щедр и прав:
   Сколько нам ни страшен смертный сей устав,
   Дверь -- минута смерти к вечному покою.
  
   <1760>
  
  
   ГИМН О ПРЕМУДРОСТИ БОЖИЕЙ В СОЛНЦЕ
  
   Светило гордое, всего питатель мира,
   Блистающее к нам с небесной высоты!
   О, если бы взыграть могла моя мне лира
   Твои достойно красоты!
  
   Но трудно на лицо твое воззрети оку;
   Трудняе нам еще постигнута тебя;
   Погружено творцом ты в бездну преглубоку,
   Во мраке зря густом себя.
  
   Вострепетала тьма, лишь только луч пустился,
   Лишь только в вышине подвигнулся с небес,
   Горящею стрелой дом смертных осветился,
   И мрак перед тобой исчез.
  
   О солнце, ты -- живот и красота природы,
   Источник вечности и образ божества!
   Тобой жива земля, жив воздух, живы воды,
   Душа времен и вещества!
  
   Чистейший бурный огнь, лампада перед вечным,
   Пылающе пред ним из темноты густой,
   Волнующаяся стремленьем быстротечным,
   Висяща в широте пустой!
  
   Тобою всякое дыханье ликовствует,
   Встречает радостно лицо твое вся тварь,
   Пришествие твое вседневно торжествует;
   Небесных тел ты -- вождь и царь!
  
   Объемля взором всю пространную державу,
   Вовеки бодро бдя, не дремля николи,
   Великолепствуя, вещаешь божью славу,
   Хваля творца по всей земли.
  
   <1760>
  
  
   ПРОТИВУ ЗЛОДЕЕВ
  
   Ты ямбический стих во цвете
   Жестоких к изъясненью дел
   Явил, о Архилох, на свете
   И первый слогом сим воспел!
   Я, зляся, воспою с тобою,
   Не в томной нежности стеня;
   Суровой возглашу трубою:
   Трохей, сокройся от меня!
   О нравы грубые! О веки!
   Доколе будут человеки
   Друг друга мучить и губить,
   И станут ли когда любить,
   Не внемля праву мыслей злобных,
   Свой род и всем себе подобных,
   Без лести почитая в них
   Свой образ и себя самих?
   В пустынях диких обитая,
   Нравоучений не читая,
   Имея меньшие умы,
   Свирепы звери, нежель мы
   Друг друга больше почитая,
   Хотя не мудро говорят,
   Всё нас разумнее творят.
   Ни страшный суд, ни мрачность вечна,
   Ни срам, ни мука бесконечна,
   Ни совести горящей глас
   Не могут воздержати нас.
   Злодеи, бойтесь, бойтесь бога
   И всемогущего творца!
   Страшитеся судьи в нем строга,
   Когда забыли в нем отца!
  
   <1760>
  
  
   ОДА НА СУЕТУ МИРА
  
   Среди игры, среди забавы,
   Среди благополучных дней,
   Среди богатства, чести, славы
   И в полной радости своей,
   Что всё сие, как дым, преходит,
   Природа к смерти нас приводит,
   Воспоминай, о человек!
   Умрешь, хоть смерти ненавидишь,
   И всё, что ты теперь ни видишь,
   Исчезнет от тебя навек.
  
   Покинешь матерню утробу --
   Твой первый глас есть горький стон,
   И, исходя отсель ко гробу,
   Исходишь ты, стеня, и вон;
   Предписано то смертных части,
   Чтоб ты прошел беды, напасти
   И разны мира суеты,
   Вкусил бы горесть ты и сладость,
   Печаль, утеху, грусть и радость
   И всё бы то окончил ты.
  
   Во всем на свете сем премена,
   И всё непостоянно в нем,
   И всё составлено из тлена:
   Не зрим мы твердости ни в чем;
   Пременой естество играет,
   Оно дарует, отбирает;
   Свет -- только образ колеса.
   Не грянет гром, и ветр не дохнет,
   Земля падет, вода иссохнет,
   И разрушатся небеса.
  
   Зри, как животных гибнут роды,
   На собственный свой род воззри,
   Воззри на красоты природы
   И коловратность разбери:
   Зимой луга покрыты снегом,
   Река спрягается со брегом,
   Творя из струй крепчайший мост;
   Прекрасны, благовонны розы
   Едины оставляют лозы
   И обнаженный только грозд.
  
   Почтем мы жизнь и свет мечтою;
   Что мы ни делаем, то сон,
   Живем, родимся с суетою,
   Из света с ней выходим вон,
   Достигнем роскоши, забавы,
   Великолепия и славы,
   Пройдем печаль, досаду, страх,
   Достигнем крайнего богатства,
   Преодолеем все препятства
   И после превратимся в прах.
  
   Умерим мы страстей пыланье;
   О чем излишне нам тужить?
   Оставим лишнее желанье;
   Не вечно нам на свете жить.
   От смерти убежать не можно,
   Умрети смертным неотложно
   И свет покинуть навсегда.
   На свете жизни нет миляе.
   И нет на свете смерти зляе, --
   Но смерть -- последняя беда.
  
   <1763>
  
  
   О СТРАШНОМ СУДЕ
  
   Когда придет кончина мира,
   Последний день и страшный суд,
   Вострубят ангелы, восплещет море,
   Леса и горы вострепещут,
   И спящи во гробах восстанут из гробов,
   От мрачного забвения воспрянут
   И паки свет узрят,
   Не зрели коего иные многи веки
   И коих плоть рассеяна была
   Малейшим и очам непостижимым прахом, --
   И се на облаках
   И окружаемый огнем светлее солнца
   Вселенныя правитель
   Явится жителям земли.
   Я слышу глас его:
   "О беззаконники!
   Вы видели мою премудрость
   Во устроенном мной пространстве
   И в распорядке вещества.
   Вы видели мою и силу:
   Рука моя вселенну держит;
   Вы видели мою и милость:
   Я вас кормил, поил и огревал
   И многочисленны я вам давал успехи,
   Из ничего я вас во бытие привел,
   Дал разум вам и волю,
   Не сделав только вас богами,
   Вам не дал совершенства.
   Не требуйте даров противу естества,
   Против согласия рассудка,
   Противу разума, противу всех понятий.
   Не могут отрасли быть корнем,
   Ни человеки богом.
   Хотя судеб моих и свойства моего
   Всех точностей и не постигли вы,
   Но видели меня;
   Вы видели меня
   И слышали мой глас, вам совестью вещанный,
   Но вы ему внимати не хотели.
   За ложь имели счастье вы, --
   За истину страдайте,
   Ступайте в вечный огнь!
   А вы, мои любезны чада,
   Которы истину хранили на земли,
   Ступайте в райское селенье
   И будьте моего веселия и славы
   Причастны вечно!
   Откроется вам часть судеб моих и таинств,
   И всё постигнете, что ведать вам потребно
   К успокоению сердец и любопытства,
   Узнаете причину
   Непостижимости моей;
   Узнаете вину своей вы краткой жизни
   И слабого состава;
   Узнаете вину, почто я смертных род
   Подверг болезням и печалям,
   И, не входя
   Во глубину судеб моих,
   На совершенстве утверждаясь,
   Довольны будете своим несовершенством.
   Ступайте в вечну жизнь и в бесконечну радость!"
  
   <1768>
  
  
   О ЛЮБЛЕНИИ ДОБРОДЕТЕЛИ
  
   О люты человеки!
   Преобратили вы златые веки
   В железны времена
   И жизни легкости в несносны бремена.
   Сокроюся в лесах я темных
   Или во пропастях подземных.
   Уйду от вас и убегу,
   Я светской наглости терпети не могу,
   От вас и день и ночь я мучуся и рвуся,
   Со львами, с тиграми способней уживуся.
   На свете сем живу я, истину храня:
   Не трогаю других, не трогай и меня;
   Не прикасайся мне, коль я не прикасаюсь,
   Хотя и никого не ужасаюсь.
   Я всякую себе могу обиду снесть,
   Но оной не снесу, котору терпит честь.
   Я ею совести грызения спасаюсь,
   А ежели она кем тронута когда,
   Не устрашусь тогда
   Я всей природы,
   Иду
   На всякую беду:
   Пускай меня потопят воды,
   Иль остры стрелы грудь мою насквозь пронзят;
   Пусть молния заблещет,
   И изо мрачных туч мя громы поразят,
   Мой дух не вострепещет,
   И буду я на смерть без огорченья зреть,
   Воспомня то, что мне за истину умреть.
   Великий боже! ты души моей свидетель,
   Колико чтит она святую добродетель,
   Не гневайся, что мне противен человек,
   Которого течет во беззаконьи век.
   Мы пленны слабостьми, пороки нам природны,
   Но от бесстыдных дел и смертные свободны,
   И, ежели хотим,
   Бесстыдно жить себе удобно запретим.
  
   <1768>
  
  
   ИЗ 145 ПСАЛМА
  
   Не уповайте на князей:
   Они рожденны от людей,
   И всяк по естеству на свете честью равен.
   Земля родит, земля пожрет;
   Рожденный всяк, рожден умрет,
   Богат и нищ, презрен и славен.
  
   Тогда исчезнут лести те,
   Которы данны суете
   И чем гордилися бесстыдно человеки;
   Скончаются их кратки дни,
   И вечно протекут они,
   Как гордые, шумя, текущи быстро реки.
  
   Когда из них изыдет дух,
   О них пребудет только слух,
   Лежащих у земли бесчувственно в утробе;
   Лишатся гордостей своих,
  Погибнут помышленья их,
   И пышны титла все сокроются во гробе.
  
   <1773>
  
Категория: Новости сайта Стихи о Боге | Просмотров: 878 | Добавил: svetikpoet | Теги: духовная поэзия, Сумароков | Рейтинг: 0.0/0
Поиск стихов
Опрос
Нужно ли учиться писать стихи?
Всего ответов: 103
Интервью с поэтом
Статьи о поэзии
Друзья сайта
Архив
Статистика

Copyright MyCorp © 2025